Не вернуться никогда - Страница 65

…В главном лагере последние дни наблюдалось постоянное оживление, свидетельствовавшее о скором передвижении. Вадима при виде всей этой суеты начинала мучить смешанная со злостью тоска — уж очень это напоминало лагерь Йохаллы… и нельзя было не вспоминать, чем всё кончилось. И что не так уж далеко отсюда, может, лежать ещё неубранные кости тех, кого он звал побратимами… Похоже было, что Ротбирт испытывает то же самое.

На окраине лагеря мальчишки и подростки из простолюдинов под надзором пожилых ратэсты схватывались на палках, боксировали, стреляли в цель из луков… Наставники не без основания считали, что без рассечённых бровей, сломанных рёбер, разбитых пальцев, синяков, ссадин и кровоподтёков стать мужчинами невозможно. А нерадивым сами добавляли ножнами мечей. Оставалось лишь сглотнуть смешанные с обидой слёзы, улыбнуться и вновь броситься в учебную — пока — схватку, вымещая злость на временном противнике…

…Проезжая мимо, Вадим и Ротбирт свысока — с высоты сёдел и своего положения — обменялись несколькими пренебрежительными замечаниями. Пренебрежение имело под собой некоторые основания — и тот и другой с голыми руками могли бы расшвырять трёх-четырёх своих ровесников-простолюдинов с палками.

Позднее, с возрастом, эти храбрые и гордые мальчишки поймут истину жизни — немного стоит самый лучший воин, если за его спиной не стоит надёжная стена: ополчение в кожаных шлемах и броне, с топорами и луками, и старые и малые родичи… Если этого нет — ничего нет. Пустота. А сражаться за пустоту может лишь человек с пустой душой. Такому и жить незачем вовсе…

…Синкэ сидел в шатре один, лишь огромный пёс лежал у ног хозяина. На коленях юного кэйвинга устроилась тонко выделанная кожа с начерченной картой. Синкэ водил по коже свинцовой палочкой и поднял голову лишь когда Вадим подошёл совсем близко.

— Как вода?

— Хороша, — откликнулся тот, становясь сбоку, чтобы видеть план. — Решил начинать?

— Да, — Синкэ потянулся, тугая кожа новой куртки скрипнула. — Завтра утром. Как думаешь, Славянин, нас ждут?

— Знают про нас — это точно, — уверенно сказал Вадим. — А ждать? Если я что-нибудь понял в хангарах, то они из тех, кто, упав, предпочитает дожидаться, пока его поднимут под руки или пинками. И других судят по себе. Едва ли они могут себе представить, что через три месяца после такого разгрома кто-то попытается напасть снова!

— Это и к лучшему… — Синкэ откинулся к стене шатра и долго смотрел на Вадима. Между ними — ровесниками — уже давно существовала если не дружба (друзей кроме Ротбирта Вадим не нашёл и не искал), то крепкая приязнь. — Мне говорили, что, когда остатки зинда Йохаллы уходили от врага, командовал ты.

Это был не вопрос — утверждение. Вадим наклонил голову, однако уточнил:

— Там почти не было мужчин, а ратэстов — вовсе не было. Женщины и дети, да и мало кого я довёл…

— Однако, — прищурился Синкэ, — ты командовал и когда вы вырвались из города с того пира. И, говорят, если бы не ты, остаток дружины Йохаллы пропал бы.

— Так вышло, — голос Вадима был равнодушен.

— Я хочу послать тебя — и с тобой двадцать ратэстов — сжечь айалы ниже по течению. Чтобы Юргул подумала, будто мы идём туда. И дала нам спокойно переправиться бродами.

Равнодушие Вадима сменилось открытым удивлением. Такое обычно поручали пати, и уж всяко — людям своего зинда, принёсшим клятву кэйвингу и дружине. В таких людях у Синкэ недостатка не было. Вадим участвовал в подобных рейдах (вроде того, когда Гэст сжёг пограничную крепость хангаров) и раньше, и совсем недавно. Но всегда — как простой ратэст.

Видя, что Вадим удивлён, Синкэ пояснил:

— Ты лучше знаешь эти места. И самих хангаров. Так ты согласен?

— Я возьму Ротбирта, — сказал Вадим.

Синкэ наклонил голову:

— Конечно.

* * *

Конь под Вадимом был хорош. Нет, всё-таки недаром он подобрал похожего на Вихря… Когда Вихря разделали и съели, Вадим ни кусочка в рот не взял, и до сих пор нет-нет, да и накатывала тоска по коню. Ротбирт тоже потерял Винтахэва, но тот хоть погиб в бою, как положено вечному спутнику воина…

Опытные ратэсты заворчали, когда узнали, что их отрядом поставлен командовать мальчишка. Но в конце концов это был не просто мальчишка — а Вадомайр Славянин, и ворчание само собой сошло на нет после первой же мили. Вадим и правда хорошо помнил эти места, вёл отряд через лес какими-то тропами так быстро и уверенно, как другие водят заезжих гостей по своему лагерю. И приказал соблюдать тишину — земли урхана Юргул начинались почти сразу за повозками зинда. Кроме того, двоих он выслал вперёд, а четверым приказал ехать чуть сзади.

Внешне Вадим выглядел не взволнованней маски своего шлема. Но в душе он волновался до дрожи — ведь впервые в жизни он на самом деле командовал людьми, вёл их пусть в лёгкий, но бой, и они доверяли ему, от него зависели их жизни… Помимо этой дрожи мальчишка испытывал и нешуточную гордость, и смущение от того, что Ротбирт как бы у него в подчинении… Он постарался сделать всё так, как рассказывали взрослые люди и как видел он сам, сражаясь под их началом. Ведь бывает так, что молодой командир, ошалев от счастья, бросается вперёд, очертя голову и… губит своих людей. Хорошо, если гибнет при этом и сам — а ведь бывает, что остаётся жить и до конца долгой, словно в насмешку, жизни, будто во сне, видит наяву погибающих друзей и соратников, слышит их крики…

— Иногда думаю я, — сказал вдруг Ротбирт, искоса поглядывая на друга, — так ли уж неправ был старый Сийбэрэ, когда именовал тебя кэйвингом?