Не вернуться никогда - Страница 68

Однако сейчас данван… не то чтобы усомнился в правильности принятого решения… нет. Но, глядя на разворачивающиеся в боевой порядок ряды пехоты и концы, испытал некое смутно беспокойство. Он ощущал дух неколебимой уверенности, исходивший от переправлявшихся через реку анласов.

Визг мечущейся по комнате Юргул мешал ему сосредоточиться, и данван, выбрав момент, протянул, не глядя, руку и, перехватив хангарку за горло, стиснул с такой силой, что глаза её выкатились, а язык вылез между посиневших губ. Придушив слегка визгунью, данван отшвырнул её, словно тряпку, в угол, на роскошное ложе, где она и осталась лежать, тихо сипя.

— Когда подойдут войска, — сказал наконец данван, — мы ударим на этот сброд с двух сторон. Не важно, сколько погибнет хангаров. Мне даже лень изобретать хоть какой-то план — сомнём числом. Это всё.

Синкэ расположил войска так, как это обычно делали анласы, если противник превосходил их числом, а зинд шёл весь, не только дружина.

У Юргул воинов было около двадцати семи тысяч. И Синкэ — две с половиной, то есть — более чем по десятку хангаров на каждого анласа. Но это смущало юного кэйвинга менее всего. Главным было разбить врага до подхода войск соседних сююджи…

…Вадим погнал коня туда, где трепетал баннорт с драконом на перекладине. Синкэ находился под ним. Юное лицо кэйвинга было задумчивым и немного беспокойным. Он сидел в седле очень прямо, продвинув вперёд, почти перед конской грудью, ноги в шипастых бронзовых поножах и чеканных пластинчатых набедренниках. Поверх воронёного кольчатого панциря была накинута туника с драконом. Треугольный щит — заброшен за спину, поперёк седла лежал длинный меч, знаменитый Секущий Вихрь. Шлем кэйвинга — необычный для анласов, куполовидный, с широким полем сзади и подвижным забралом — держал оруженосец из его родичей. Второй сжимал трампет в готовности трубить.

— Что там? — Синкэ пошевелился в седле, кольчуга зашуршала. Вадим чуть склонился с седла:

— Они строятся для атаки, кэйвинг.

Синкэ кивнул, глядя прямо перед собой. Вадим посмотрел на него искоса. Странно что-то он себя ведёт…

Загремели, зашипели, заревели оглушительно и дико хангарские гонги. Омерзительный вой рос и надвигался. Синкэ вздрогнул, словно очнулся. Посмотрел вокруг и замедленным, страшным движением молча протянул руку. Ему подали шлем, кэйвинг надел его и лязгнул забралом. Всё так же медленно обеими руками воздел меч.

Монотонно проревел трампет. В синем небе заметались, давая сигнал, сотенные стяги (и Вадим вдруг — как вспышка пронеслась! — понял, что означали когда-то мельком прочитанные и удивившие его слова из «Слова о Полку Игореве»: «…кричат стяги…»). Заревели другие трампеты, резко и высоко завизжали рожки-круммхорны — но всё это тут же перекрыл грохот оружия и дружный рёв, прокатившийся по рядам войска гремящей волной:

— Вайу и сталь!!!

Передний ряд ополчения сдвинул щиты и выставил копья, второй и третий — тоже. Остальные готовили луки для навесной стрельбы. Синкэ хорошо усвоил уроки схваток с анласами и сейчас копировал их строй для ополчения.

Отряд кэйвинга плотно сомкнулся в клин, тоже сдвинул щиты ближе и опустил пики к земле. Вадим оказался слева от Синкэ, за ним — Ротбирт. Вспомнилось, как перед отъездом из лагеря Эрна подала чашу с водой и сказала спокойно: «Я буду ждать». Это значило — и здесь — и там. Вадим прогнал от себя эти мысли, они были лишними сейчас.

— Охота мне снилась сегодня, — сказал Ротбирт.

Вадим спросил, не поворачиваясь:

— На кого охотился?

— Не помню. Через поле скакали. Я, ты… и знаешь, Йохалла. С собаками.

— Йохалла? Ты что, ту сторону видел, что ли? — усмехнулся Вадим.

— Не знаю… Но скачка добрая была.

— И сегодня наяву будет не хуже, — Вадим сбил кончиком пики головку цветка. — Да и на охоту нынче мы не пожалуемся.

Мальчишки замолчали. Они хорошо видели берег — тот берег, на котором летом погиб зинд Йохаллы, погибли их побратимы по дружине… И недалеко были броды, на которых молодой вождь данвэ в поединке убил пати Гэста.

— Закончим здесь — возьмём за глотку данвэ, на звезде они там живут или где… — пробормотал Вадим.

Ротбирт усмехнулся:

— А я не против. И рад, что ты в этой мысли укрепился.

Атака разворачивалась совершенно как ожидалось. Напоровшись на засеки, хангары закружились, осыпаемые градом стрел, топча убитых и раненых. Потом хвостатый бунчук метнулся в сторону, и сотни латников понеслись за ним в брешь между рекой и позициями ополчения, намереваясь их обойти.

— Да помогут нам боги, — процедил Синкэ, крепя поводья на луке седла и перехватывая меч. — Вайу и сталь! Вперёд, братья!

Пики разом поднялись — словно проросло жуткой травой стальное поле. Анласский клин, набирая размах, пошёл по траве — шагом… рысью… а потом — сорвался в галоп. Местность была ровной, но анласская конница не ломала строй и среди холмов и ложбин. Щит к щиту, пики — ежом… Синкэ нёсся впереди, пики скакавших по бокам пати защищали кэйвинга. После боевого клича анласы скакали молча, лишь гудела и ухала земля под слаженными ударами копыт, да храпели, разъяряясь, кони под своими стальными масками.

Хангарские латники не сразу поняли, что происходит. Они уже подставили под удар «борт» своей массы, сразу развернуться им было просто невозможно. Стрелять навстречу анласам они просто не успели.

В атаке Вадим испытывал одно чувство — дикий, бешеный восторг, выжигавший в нём на эти мгновения даже те остатки «земного» мальчишки, которые жили в нём в остальное время. Желание бить, колоть, топтать, жажда крови и сумасшедшее упоение предстоящей битвой — вот всё, чем он жил в такие моменты. То же ощущали и остальные воины, даже ещё более остро, наверное. Беспомощно и глупо, в тщетной попытке уйти из-под удара, мечутся вражеские воины. Они ещё не понимают, что не спастись, потому что поле битвы отдано нам нашими богами, которые — сами суть битва!!!