Не вернуться никогда - Страница 80


К оглавлению

80

Но, пробравшись в порт, мальчишка увидел, что его план невыполним. То ли предвидя подобное, то ли от злости данвэ перетопили, сожгли и порубили всё, что могло держаться на воде. Да если бы даже что и нашлось — теперь Увальд отчётливо видел, что проскользнуть на лодке не удалось бы.

Мальчишка с тоской смотрел туда, где лежал берег. Пятнадцать миль. Море спокойное, он бы догрёб ещё до света!

«Боги, что мне делать?! — с отчаяньем подумал он, кусая кулак, чтобы не разреветься. — Отец там, у Дьяуса — я знаю, так подай мне знак, как поступить?!»

И вдруг вспомнилось страшное… и прекрасное. Вадомайр Славянин в доспехах, раненый в плечо, с данвэсской стрелой в боку плывёт через реку.

Мальчишка почувствовал, как напряглись все мускулы. Да, пролив — не река, а зима, пусть и здешняя, тёплая — не лето. Но зато он не ранен и бездоспешен. И Вадомайр спасал свою жизнь. А он — он будет спасать большее: людей, с которыми жил бок о бок и которые ни разу не напомнили ему, что он — не их зинда.

«Поплыву! — решил мальчишка, и сразу легко стало на душе, словно свежего воздуха вдохнул. — А и погибну — так не зря!» — с отчаянной решимостью заключил он, ни на секунду не веря в свою смерть — кто поверит в такое небывалое, если от роду тринадцать зим?!

Короткую молитву он произнёс, уже раздеваясь — и покрепче пригрозил богам, что, если сгинет, то на той стороне не миновать им его кулаков! А вот взять с собой саксу было нельзя — между тем отсутствие оружия переносилось тяжелей, чем отсутствие одежды.

Холодная вода обожгла сердце. Увальд невольно подался назад, задохнулся — а следом за ожогом впилась в сердце клещами тоска. Нет, ему не доплыть! Вода холодна, путь далёк, и как стражи судьбы стоят золотые чудища. Или стрелы найдут его в этой чёрно-алой стыни, или далеко от земли отяжелеют руки, и он захлебнётся водой, тяжкой и густой, как кровь или смола…

И тут он услышал песню.

Звонкий девичий голос летел с высоты крепостных стен — над горящими улицами, над разорённым портом, над трупами, над воинами-данвэ и их золотыми кораблями, над всем островом Эргай, онемевшим от боли и ужаса…


Любимый град
Накрыла тень.
Никто не рад,
Что будет день.
Данвэ холодный —
Свети, свети!
Ты, море наше,
Как меч, блести!
Отблеск пожаров
В ночи сильней…
И враг подкрался,
Как злобный змей!

Подняв голову, слушал мальчик песню. И почти не удивился, когда со стены раздалось — словно бы к нему:


Мой юный воин,
Не трусь душой!
Любовь и воля
Мои с тобой!
И после смерти,
Где тьма черней —
Мы будем вместе
До светлых дней!..

Не было ещё у Увальда девчонки, которая могла бы ему так спеть. Эта, на стене, пела кому-то другому, своему воину. Но не всё ли равно?! Яростным и отважным светом вспыхнули глаза мальчишки, и он не заметил, как, присев, толкнулся — и поплыл прочь от причала, лишь голову оставив над водой…

А вслед ему — к кораблям данвэ — неслось уже грозное:


Уйдём на волю,
В свободный край!
Убица подлый —
Навек прощай!
Ты гибель нашу
Не забывай!
Свободу в людях
Нельзя убить,
Как поневоле
Не полюбить!

Молча слушали эту песню анласы на стенах. И крепче сжимали оружие, и клялись, что, пока живы они, враг не войдёт в цитадель.

Слушали и молчали данвэ.

* * *

Слушая песни, Увальд много раз пытался представить себе, что ощущали их герои, приближаясь, скажем, к пещере дракона. Теперь он понял — что. И подумал, что они в самом деле были героями. Ведь они шли драться с чудищем. А ему-то предстояло лишь проскользнуть мимо…

Корабли, казалось, спят, устало опустив лапы-вёсла. Мальчишка ужаснулся, поняв, что вёсла эти — не короче скиды, и расположены в три ряда друг над другом! Так близко он никогда ещё не видел золотой корабль. Так может, таков и Нала Скид, корабль Астовидату, что перед концом всех концов и началом новых начал повезёт в бой рати клятвопреступников из ледяных царств?

Вода еле слышно плескалась — он и сам-то почти не слышал этот звук, но лёгкая волна, поднятая им, с шипением лизнула борт золотого корабля. И тут же наверху на высоте хорошего холма, показались несколько голов — ещё более чёрных на фоне чёрного неба.

С отчаянной решимостью Увальд продолжал плыть, ожидая стрелы в спину, готовый, если вздумают выловить, нырнуть и уйти так глубоко, чтобы не вынырнуть, даже если отчаянно захочет жить глупое тело. При мысли о том, что можно попасться живым в руки данвэ, мальчишку затошнило.

Но, очевидно, боги хранили его. Высоко вверху перекликнулись коротко два голоса… и этим дело кончилось.

Охватившее Увальда ликование даже заставило его позабыть, до чего холодна вода и сколько ещё плыть вперёд. Теперь он верил в себя… и верил в море — оно не выдаст!..

…Мальчик плыл всё дальше и дальше на восток — туда, где должно было взойти солнце.

* * *

Когда оно поднялось — Увальд всё ещё плыл, хотя в плечах и ногах свинцовыми шарами перекатывалась усталость. Холода и своих губ он уже давно не ощущал и не мог представить, какими замедленными кажутся его движения со стороны.

Дважды он останавливался и отдыхал — качался на воде, лёжа на спине и глядя в постепенно начинающее светлеть небо. Но во второй раз усталость сморила его — и уснувший мальчишка едва не захлебнулся.

80