— Почему? — поинтересовался данвэ как ни в чём не бывало. — Ты никому не обязан словом. А среди наших людей ты встретишь и своих соплеменников.
— Ты лжец, демон, — презрительно скривил губы Ротбирт. — Ни один анлас не станет служить тому, что считает несправедливым.
— Верно. Но кто сказал, что мы несправедливы?
Ротбирт облизнул губы. Ему снова нечего было возразить — и мысли разбегались, как мыши-полёвки из разорённого гнезда.
— Где Вадомайр? — спросил он. Взгляд данвэ стал тяжёлым.
— Наши люди ошиблись, и ты был взят вместо него, — ответил он. — Ты, кстати, знаешь, откуда родом твой приятель?
— Он славянин, — ответил Ротбирт. — Не знаю, откуда.
Данвэ несколько секунд изучал лицо Ротбирта — и этот взгляд был болезненным, как будто по коже катался шипастый валик. Потом зелёные глаза скользнули куда-то в сторону, и данвэ спросил, как ни в чём не бывало:
— Так как с моим предложением?
— У меня есть побратим, — сказал Ротбирт. Он понимал, что близится что-то очень страшное и торопился как можно больше сказать, потому что, может статься, больше этот мир и не услышит его голоса… а ещё — ещё ему было просто очень страшно. — И есть место в строю и вождь. И я не думаю, что достойной их бросить — правы они или нет. Больше я не буду с тобой говорить, демон. Но ты мне скажи — если так уж велика ваша правота — что за радость твоим собратьям во имя её мучить беззащитных? Я видел это, данвэ. Видел сам.
Данвэ резко покраснел. Его пальцы вцепились в плечи Ротбирта так, что хрустнули кости.
— Ублюдок… — прошипел он. — Ах ты маленькая тварь! Посмотрим, как ты запоёшь, когда я сломаю тебя… вот так…
И Ротбирт нарушил своё слово. Глядя прямо в зелёный бешеный огонь вражеских глаз, он тихо сказал:
— Я ничего не могу поставить против твоей силы. Может, ты и в самом деле сломаешь меня. Может, мне в радость будет служить тебе и восхищаться тобой. Но ты всё равно будешь знать — на самом деле я думаю о тебе то, что скажу сейчас, а не то, что стану говорить потом. А думаю я, что дурным будет твой конец — дурным, как гноящаяся язва. И ещё — что я тебя презираю, демон. Ненависти моей ты не дождёшься — не достоин. И не пугай меня — до того всё тяжко и страшно, что уже и не страшно.
И Ротбирт умолк.
Разменяй вассальскую верность на пригоршню медных монет!
Стоит ли жить по истлевшим законам, смысл которых забыт?
Горстка безумцев под знаменем веры сгинет в ближайшей войне,
А тот, кто случайно останется цел, будет рутиной добит.
А деньги деньгами будут всегда,
С деньгами вином обернется вода,
Хочешь домой неси, хочешь в кабак.
Разве не так?
Обменяй бессмертную дружбу на тощий кошель серебра!
Ныне под этим подержанным словом всяк понимает свое.
Завтра вонзит кинжал меж лопаток тот, кто был другом вчера,
Или же просто однажды с рассветом не попрощавшись уйдет.
А горсть серебра — это новая жизнь,
Все сразу потрать или впрок отложи,
Теплая куртка и мягкий тюфяк.
Разве не так?
За любовь — бесполезное чувство — больше монеты не дам!
Впрочем, за этот товар по закону золотом должно платить.
Ныне повсюду в избытке подделок, с истинным чудом беда.
Даже среди благородных и верных чистой любви не найти.
Но если найдешь и захочешь продать:
Я всегда здесь, я всегда буду ждать,
Только никто не вернулся пока.
Только пока…
— Кипящее море — вот как назовём! — прокричал Свидда с носа своего корабля. Вадомайр поднял руку в знак того, что слышит.
По этим водам не плавали корабли, хотя путь через водовороты среди голых скалистых островов сокращал дорогу к берегам анласов втрое. Но корабль, входивший в это кипение, назад уже не приходил.
— Вот он — котел морских духов, — сказал кто-то позади Вадомайра.
— Кто боится — пусть прыгает за борт, — не оборачиваясь, бросил мальчишка, — без трусов скида пойдёт легче. А кто пойдёт со мной — будет рассказывать, как плюнул в пиво хозяину моря.
По кораблю прокатился хохот. Вадомайр прыжком поднялся на нос и закричал, перекрывая клокотание волн:
— Боги моря, ветра и неба! Вы все, слышите меня — так слушайте! Вы знаете, что любим мы славу и нередко ради неё бьёмся с людьми, зверями и волнами! Но сейчас не славы мы ищем в этих водах! Мы идём спасать наш народ! Дайте же крепость нашим вёслам, нашим кораблям и нам, вашим братьям! И никто из нас не попросит лучше награды! — он соскочил на палубу и сел на своё место, положил ладони на веретено весла. Бросил взгляд вперёд — скида Свидды уже входила в бурлящую воду.
— Кормчий! — крикнул Вадомайр, напрягаясь перед рывком. — Давай!
Закричал гонг. Вёсла, поднявшись разом, взбили воду в белую лёгкую пену. И «Гармайр» ринулся в водовороты под загремевшую песню:
Скиды нос сверкающий
Тело моря режет,
Меч мой крови жаждет,
Жаркой будет сеча!
Вадомайр больше не был сторменом. Он стал просто одним из гребцов, а судьба — их и скиды — зависела от уже немолодого человека у рулевого весла.
Недаром кэйвинг дал стормену лучшего из кормчих…
…Скид извивался в волнах, словно морской змей. Любой корабль, построенный на гвоздях, давно уже размололо бы волнами — но не его, сшитый корнями сосны.